Сегодня Россия, Казахстан и Белоруссия планируют подписать договор о создании Евразийского экономического союза. Страны договорились о сроках формирования общих рынков в самых чувствительных отраслях, говорит Виктор Христенко, председатель Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) - пока единственного наднационального регулирующего органа на территории союза. О том, что изменится в союзной экономике с 2015 года, а также о взаимоотношениях союза с Украиной, ЕС и ВТО Виктор Христенко рассказал в интервью ИТАР-ТАСС.
- Что изменится с 1 января 2015 года, после вступления договора о создании Евразийского экономического союза в силу?
- От таких больших системных проектов ждать мгновенных кардинальных изменений не надо. Это экономический союз, а экономика не терпит резких поворотов - может занести. Поэтому многие тренды - плавные, не радикальные. Но некоторые процессы будут сразу ощутимы.
Изменения в первую очередь ощутят граждане государств - членов союза: отсутствие таможенных границ, возможность свободного трудоустройства на территории трех стран. По новому договору признаются документы об образовании, будет обеспечено медицинское обслуживание, подоходный налог будет взиматься по стране пребывания не с 183-го дня, а с первого дня. Конечно, далеко не все это в первый же день почувствуют, но почувствуют.
Влияние на экономику будет более сложным и отложенным. По моему мнению, для экономики очень важна определенность. Неопределенность - это самый большой риск, который задает негативные тенденции. Все, что мы сейчас видим в мире, - это реакция на глобальную неопределенность. Никто не понимает, как будет выглядеть мир в дальнейшем, поэтому все тренды либо очень слабые, либо негативные.
Договор о Евразийском экономическом союзе упорядочивает и консолидирует все, что было сделано до этого. С одной стороны, это завоевание нескольких предыдущих лет - Таможенного союза и Единого экономического пространства. С другой - появились совершенно новые направления, которые, может быть, не сразу дают ответы на все вопросы, но точно дают определенность, что будет впереди и какая у нас цель.
Например, по нефти, нефтепродуктам и газу в договоре четко прописано, что не позднее 1 января 2025 года на пространстве трех стран начинают работать общие рынки нефти, нефтепродуктов и газа.
Между странами нет никакой конфликтной зоны
- Удалось ли урегулировать споры по доступу к газопроводам между Казахстаном и Россией и по пошлинам на нефтепродукты между Россией и Белоруссией?
- Принципиальная договоренность, достигнутая на сегодняшний день, означает следующее. Не позднее 2025 года вводится в действие общие рынки нефти, нефтепродуктов и газа. Это означает, что на таком рынке действуют унифицированные или гармонизированные правила, которые соответствуют согласованным принципам. В том числе это недискриминационный доступ к трубе, рыночные цены на нефть, нефтепродукты и газ.
2025 год - это не просто рубеж, который все ожидают и ничего не делают. В 2016 году президенты стран ЕАЭС должны утвердить концепцию общих рынков газа, нефти и нефтепродуктов. В 2018 году - утвердить и запустить программу формирования всех трех общих рынков. То есть до 2025 года, когда вступят в силу международные договоры по трем общим рынкам, можно будет отслеживать все движения на пути интеграции. Члены союза договорились, что до этого будут действовать двусторонние договоры, которые подписаны до начала действия договора о создании Евразийского союза.
Это означает, что до 2025 года в этих тонких сферах нет больной темы. До 2025 года не будет общего рынка, но есть элементы полной урегулированности и ясности, а между странами нет никакой конфликтной зоны.
По электроэнергии - то же самое, но раньше, не позднее 1 января 2019 года. Договориться о более раннем сроке удалось, несмотря на то что это не менее сложный рынок, чем газовый и нефтяной, а с технической точки зрения гораздо более сложный. Достигнутые договоренности - это, конечно, серьезный прорыв в энергетической сфере.
- Какие еще сферы ждут изменения?
- Договор - это конструкция из примерно 120 статей и приложений, по сути, к каждой третьей статье. Общий текст - более тысячи страниц. В 32 приложениях детально расписываются все сферы. И все это неотъемлемая часть договора. Такая конструкция будет сохраняться и когда в союзном праве будут появляться новые пласты. В какой-то степени у нас есть образец - Европейский союз, который примерно в такой конструкции двигался в правовом оформлении своих норм. Римский и Лиссабонский договоры - это огромные документы. Мы тут рекордов ставить не собирались, просто по смыслу многие вещи, о которых я говорю вскользь, очень детально прописаны в этих протоколах.
Нового достаточно много, и оно было связано с тем, что не удалось решить на предыдущем этапе интеграции. Например, появилась определенность на рынке лекарственных средств и медицинских изделий - в 2017 году мы уже будем жить с общим рынком этой продукции. Для этого надо унифицировать всю нормативную базу, создать возможность свободного обращения лекарственных средств на территории Евразийского союза и единые правила входа на рынок лекарственных средств из-за рубежа.
В транспорте впервые обозначены новые коридоры. Это касается и автомобильного транспорта в сфере каботажных перевозок внутри Евразийского экономического союза, и урегулирования тарифной позиции по железнодорожным перевозкам. Все это огромные и дорогие сегменты рынка, очень важные для экономики.
- Окончательный переход к торговым отношениям без ограничений и изъятий - это 2025 год?
- Можно трактовать и так, но я формулировал бы по-другому - все ли зоны изъятий и ограничений закрыты договором? Нет. Есть зоны, которые остались пока вне договора. Например, алкоголь и табак. По ним не удалось найти конструкцию, которую можно было бы вписать в договор.
Акцизная политика стран, отличающая друг от друга и важная как с точки зрения бюджетной составляющей, так и регулятивной составляющей на этом рынке, пока осталась в проработке. Главы правительств занимались этим в апреле и будут продолжать поиск согласованной формулы. Она все равно будет найдена, но чуть позже, и также включена в договор.
В целом с учетом того, что создание общего рынка по самым чувствительным секторам, таким как газ или финансовые услуги, планируется к этой дате, я думаю, что 2025 год - это реальное закрытие проблемы изъятий и ограничений из свободного обращения товаров, свободного обращения услуг и свободного движения капитала. Что касается рабочей силы, то ее свободное обращение по большому счету уже сегодня реализовано на 90%. Здесь никаких сложностей нет. Нам потребуется еще дописать соглашение по пенсионным делам, но это технические детали, а не системные проблемы. В этом смысле 2025 год - финальная дата для самых чувствительных секторов.
- Какие отрасли в России, Белоруссии и Казахстане главные бенефициары интеграции?
- В Белоруссии это агропром и сельскохозяйственное машиностроение. Если говорить о Казахстане, то это отрасль строительных материалов, пищевая промышленность по ряду позиций, в частности по кондитерским изделиям, и автопром, который возник в этой стране практически с нуля. Мне гораздо труднее назвать для России какие-то большие отрасли-выгодоприобретатели, просто в силу масштаба российской экономики. Для нее некоторые вещи могут быть не столь заметны.
Мы в своих расследованиях иногда сталкивались с определенного рода снобизмом
- Как регулируется поддержка промышленности в ЕАЭС?
- Евразийский экономический союз отличается от Таможенного союза и Единого экономического пространства согласованием экономической политики. В частности, координацией промышленной и агропромышленной политики. Когда согласовываются политики, можно работать в длинных трендах, инвестиционных режимах и пытаться создавать новые сектора, как автопром в Казахстане.
Россия в свое время создала автопром только благодаря стратегии долгосрочного развития и выработки национальной политики в этой сфере. Это позволило привлекать в отрасль большие деньги и партнеров. Очень важно, когда страны между собой начинают согласовывать такие стратегии. Это дает дополнительные импульсы - вот Казахстан получил такой дополнительный импульс и выигрыш в виде автопрома.
Одновременно выстраивание скоординированных политик дает возможность не просто взаимной поставки конечных продуктов или даже их создания, но и углубления внутренних кооперационных технологических и инвестиционных связей. Например, одна страна - участница союза начинает развивать производство комплектующих для другой. Наличие такого рода политик является мотивом и стимулом, чтобы бизнес шел в технологические цепочки создания общих продуктов. В конечном счете белорусский трактор, который будет продаваться в Казахстане, может на 60% состоять из российских комплектующих. Все должны находить себе место.
- Как в рамках Евразийского союза будут действовать механизмы защиты внутреннего рынка от недобросовестных импортеров?
- Это достаточно большой раздел нового договора и в то же время уже в течение двух лет действующая практика наднационального регулирования. В этой сфере произошли заметные изменения: резко сократились сроки проведения расследований и принятия решений. Я знаю по личному опыту, насколько долго принимались такого рода решения в рамках правительства, как сложно было преодолеть лоббистские барьеры.
Мы все эти два года работаем исключительно по нормам и правилам ВТО, которые перенесены в договор о Евразийском экономическом союзе. ЕЭК пока еще не имела судебной практики, но, думаю, это не за горами. Наверняка недовольные нашими решениями коллеги будут обращаться в ВТО. Первые поползновения уже начинаются - подан иск к России по легким коммерческим машинам. Мы своих специалистов готовим к тому, чтобы отстаивать правоту принятых решений. Если не будет политических ангажементов, наши шансы высоки. Мы уверены, что все свои расследования проводим в соответствии со всеми международными нормами.
Наличие практики принятия решения по внешнеторговым спорам на наднациональном уровне на фоне непринятия подобного рода решений в России и других странах Евразийского экономического союза и существования возможности всегда где-то что-то пролоббировать и договориться вызвало некоторое недоумение у компаний. Мы в своих расследованиях иногда сталкивались с определенного рода снобизмом. Например, компания должна представить конфиденциальную информацию по себестоимости той или иной продукции, а она игнорирует и намекает: вам скажут, и вы ничего делать не будете. В результате защитная мера принимается, и компания находится в недоумении. Иногда полезно получить такой жизненный опыт.
Это крайне чувствительный инструмент, иногда очень непростой и жесткий, но применимый и абсолютно необходимый. Если посмотреть на грандов ВТО, например Соединенные Штаты, то они этим инструментом пользуются так серьезно, что нам еще учиться и учиться у них.
- Новый договор что-то меняет в процедуре введения защитных мер?
- В процедуре он ничего не меняет, а фиксирует в соответствии с нормами ВТО. Добавляется один аспект, которого не было раньше, - ретроспективность. Это означает, что в начале расследования в случаях явного ущерба для отраслей стран союза компании, в отношении которых оно проводится, предупреждаются, что в случае наращивания поставок их продукции во время расследования к ним будет применена защитная мера ретроактивным образом. Эта мера действует на 90 дней назад и точно соответствует нормам ВТО. Дело в том, что пока проводится расследование - а оно может продолжаться девять месяцев, - компания, подозреваемая в нарушениях, может поставить на рынок двух- и трехгодичный объем товаров. Ретроактивные меры от этого защищают.
Такие случаи у нас в практике были, в рамках одного из расследований по металлургической продукции. Не буду называть фамилии, адреса и явки. Но мы тогда столкнулись с нехваткой ресурсов, чтобы такое поведение предотвратить. ЕЭК смогла убедить страны союза, что нужно иметь такую меру в арсенале. Тем более что она применяется и в США, и в Европе.
- На уровне ЕЭК прорабатывались вопросы, связанные с последними изменениями на российском рынке платежных систем - планами создать в России национальную платежную систему и обязать Visa и MasterСard работать в стране через дочерние компании?
- Технически нет. Сейчас идет работа над двумя соглашениями, которые пойдут в развитие договора об ЕАЭС, - по финансовым услугам и финансовым рынкам и обмену информацией на этих рынках. Вся работа отстроена таким образом, чтобы на первом этапе, буквально в ближайшее время, создать программу по гармонизации национальных правовых норм, которые существуют в этой сфере, а после этого утвердить карту по гармонизации и унификации этих норм. С тем чтобы к 2025 году не просто были бы созданы условия для функционирования наднационального финансового органа, но и началась его фактическая деятельность в Алма-Ате.
Конечно, внутри этой работы будет один из важных вопросов, связанный с платежными системами. Впрочем, он может решаться и параллельно, и быстрее. Все зависит от остроты, потребности и понимания у стран значимости для себя этой проблематики. Пока этот вопрос национальный, проблема скорее российская, чем других стран союза.
У нас нет диалога на уровне руководителей между Еврокомиссией и ЕЭК, что само по себе, с моей личной точки зрения, нелепо
- В договоре о создании Евразийского экономического союза по аналогии с соглашениями Европейского валютного союза содержатся требования к странам-участникам по уровню госдолга, дефицита, инфляции. Сейчас страны зоны евро нарушают эти соглашения, предпочитая национальные интересы общеевропейским. Не боитесь повторения ситуации?
- Мы не имеем 50-летнего опыта интеграции, как Европейский союз, если считать от Римского договора. Двадцать лет прошло с появления идеи Евразийского союза, а с начала реальной реализации - всего несколько лет. Но мы смотрим на наших европейских партнеров и стараемся не повторять их ошибок, пытаемся что-то делать быстрее, чем они. У нас в договоре пока нет жестких норм по макроэкономическим параметрам. Есть рекомендованные позиции по таргетированию инфляции и по уровню госдолга. В Европейском союзе существуют форматы наказаний и штрафов, у нас такого нет. Это связано и с тем, что у ЕС достаточно большой общеевропейский бюджет. В нем предусмотрены средства как для трансфертов на общую поддержку стран, так и для целевых субсидий для отраслей. Мы пока не дошли до такого уровня, если это и будет, то где-то далеко впереди. Пока мы ограничиваемся выработкой рекомендаций, неких общих подходов, но без карательных инструментов.
Тем не менее диалог по поводу макроэкономических параметров ведется системный: ЕЭК постоянно мониторит ситуацию, готовит соответствующие доклады и обращения. Эти вопросы не могут не находиться в поле зрения, потому что для экономики многие из этих параметров, например девальвационный, являются крайне чувствительными с точки зрения создания неправомерных преимуществ по бизнесу - тот же валютный демпинг. Мониторинг ведется, но карательные меры не применяются.
- Создание Евразийского экономического союза встречает противодействие со стороны третьих стран? Сталкивались ли вы с такими проблемами?
- С прямым давлением, конечно, не сталкивались. Теоретически с ним могут сталкиваться страны, которые участвуют в переговорах об интеграции. У нас обратная ситуация: степень неприятия, или отторжения идеи евразийской интеграции, или желание ее игнорировать, отражается в том, что нас как наднациональный орган, который принимает полноценные решения прямого действия на территории трех стран, например по регулированию внешней торговли объемом примерно $1 трлн, стараются не замечать.
Например, у нас нет диалога на уровне руководителей между Европейской и Евразийской комиссиями, что само по себе, с моей личной точки зрения, нелепо. На уровне специалистов у нас есть рабочие контакты, но все старательно говорят, что у Европейской комиссии нет мандата, чтобы вступать в отношения с ЕЭК. Хотя Россия устами президента неоднократно официально заявляла европейским партнерам, что в диалоге по новому базовому соглашению между ЕС и РФ есть зоны, которые регулируются уже наднациональным образом, и Россия не может самостоятельно эти вопросы обсуждать. То есть это пассивное неприятие.
Есть более активные формы, которые проявляются в первую очередь в давлении на иностранных партнеров по переговорам на двустороннем уровне. Иногда это прорывается в политических речах, когда, например, нервы сдают у бывшего госсекретаря США. Уже были такие известные реплики, когда проекты евразийской интеграции причислялись к самым вредным из всех возможных вредных, и, наверное, они действительно вредные для той модели глобального мира, которую поддерживают, исповедуют и которой пользуются в прямом и переносном смысле Соединенные Штаты. Подобного рода проекты лежат вне их видения мироустройства, поскольку они делаются без них и без их ведома. Такого рода вещи есть, но мы как комиссия испытываем на себе их влияние пассивно.
С нами активно взаимодействуют структуры ООН - Европейская экономическая комиссия (ЕЭК ООН), Конференция по торговле и развитию (ЮНКТАД), Организация по промышленному развитию (ЮНИДО), Организация по стандартизации (ISO) и т. д. Профессионалы, чья работа лишена политической подоплеки, с большим удовольствием и интересом взаимодействуют с нами. А для тех, у кого есть политические аспекты деятельности, Евразийская комиссия пока незаметная история.
- Как будут строиться отношения между ЕАЭС и Украиной?
- Все отношения между странами Евразийского экономического союза и Украиной регулируются нормами союза и международных договоров, которые заключены с Украиной, в первую очередь договора о зоне свободной торговли СНГ. В этом договоре есть большинство норм, позволяющих в любой обстановке регулировать взаимоотношения.
У ЕЭК есть две линии пересечения наших компетенций и правительства Украины - это сфера торговая и сфера технического регулирования. К настоящему времени мы подписали с Украиной два меморандума по организации системного взаимодействия как в сфере внешней торговли, так и технического регулирования, правда, еще с правительством Николая Азарова. У нас были созданы на высоком уровне две группы, в них участвовали члены коллегии ЕЭК в ранге министров и министры украинского правительства. На старте одну из групп возглавлял занимавший тогда пост министра экономического развития Украины Петр Порошенко. Эти группы были рабочими инструментами для организации взаимодействия в направлении торговли и технического регулирования. Они достаточно активно работали до известных времен. После этого всякая работа прекратилась, поскольку на сегодняшний день мы не имеем акцентированных партнеров с той стороны. До этого был специальный уполномоченный при комиссии от правительства Украины, была понятная организация дела. Сейчас все это приостановилось. Нам абсолютно понятно, как в нормативном или организационном плане могут и должны выстраиваться отношения с Украиной, но факторы, которые могут этому мешать, лежат за пределами нашей компетенции.
- На связи ЕАЭС с ВТО влияет то, что в отличие от России Казахстан и Белоруссия еще не вступили в организацию?
- Если говорить о ВТО как организации, то с директоратом и секретариатом ВТО у нас абсолютно понятные и хорошие рабочие контакты. Мы и специалистов своих обучаем с привлечением специалистов ВТО, уже несколько лет всю свою деятельность по функционированию Таможенного союза и проведению всех процедур на наднациональном уровне делаем в соответствии с нормами ВТО. Прямо в договоре о ЕАЭС написано, что нормы ВТО являются одним из базовых принципов в образовании права союза. Несмотря на то что РФ является членом ВТО, а Белоруссия и Казахстан не являются, по всем правилам, процедурам, связанным с регулированием торгового оборота или техническим регулированием, мы точно все свои нормы выдерживаем в правилах и процедурах ВТО и точно им соответствуем. И готовы к судебной проверке ВТО и к любой другой.
Что касается тарифных обязательств, то они существуют только у России. Они приняты как единые для всех трех стран на внешнем контуре. С точки зрения норм, правил и процедур все члены союза уже работают в сфере регулирования торговли по нормам ВТО.
- Если у Казахстана и Белоруссии возникнут проблемы, то исключительно технические?
- Нет, если проблемы будут, то торгово-политические. Кто-то может попытаться отторговать другую позицию по доступу на рынок за счет изъятий. Тогда должны будут возникать фильтры между этой страной и всей остальной территорией союза. Это одна степень сложностей. Плюс возможно политическое давление на тему принятия или непринятия в ВТО. Это сложная игра, в которую Россия играла 18 лет. А теперь Казахстан и Белоруссия продолжают вести переговоры на национальном уровне, и у переговорщиков - не у самой ВТО - появилось желание повлиять на позиционирование союза и России, которая уже завершила переговоры. Здесь добавляется новый аспект игры. А что касается норм и правил, а не выторговывания себе политических или экономических преимуществ, то все страны уже соответствуют нормам и правилам ВТО. То есть де-факто все страны будущего ЕАЭС - члены ВТО, но только не удовлетворившие потребности всех других членов ВТО в части торговых уступок.
- Можете оценить роль Евразийского экономического союза в мировой торговле? Будет ли смещаться вектор в Азиатско-Тихоокеанский регион?
- Такого рода интеграционные союзы при создании решают две задачи - минимум и максимум. Задача-минимум, которая сейчас крайне для нас важна, - устранить все препятствия, чтобы создать наиболее конфортный режим внутри создаваемого экономического пространства, для того чтобы в максимальной степени задействовать внутренний потенциал как источник роста для экономик членов союза. И получается! Это очевидно уже на сегодняшний день, хотя мы интегрируемся не в самое лучшее время продолжающегося кризиса.
Для Белоруссии на рынок союза приходится более половины внешней торговли страны (рост более чем на 50%), для Казахстана этот показатель приближается к 19%, но тоже растет, для России он пока находится на стабильном уровне 7,5-8%. Тем не менее в нашей структуре взаимного торгового оборота доли продукции обрабатывающей промышленности и продукции с высокой добавленной стоимостью достаточно ощутимо растут, что важно. Например, Казахстан за последние два года в разы увеличил поставки на общий рынок цемента, кондитерских изделий, подшипников, автомобилей в конце концов - целая отрасль появилась, которой не было. Это огромные окна возможностей по отдельным направлениям. Правда, ими надо уметь воспользоваться - это не то, что с неба падает. Но для тех, кто что-то делает, этот эффект уже сегодня возможен и реально ощутим. Наверное, в большей степени этим эффектом пользуется Белоруссия в силу структуры своей экономики, больше ориентированной на внешние рынки, а не на внутренние и представленной в основном обрабатывающей, а не добывающей промышленностью.
Задача-максимум для Евразийского союза, получив внутренний источник роста и воспользовавшись им для собственного развития и повышения конкурентоспособности с импортом, - доказать свою состоятельность на внешнем контуре. Сейчас говорить об этом, наверное, не самое лучшее время. Продолжающийся кризис сказывается на внешней торговле - она падает у всех трех стран. Но в перспективе ситуация изменится.
Если говорить о приоритетах торговли, то Европейский союз как структура остается главным экономическим партнером стран Евразийского экономического союза. В страновом аспекте таким партнером является Китай. Если посмотреть динамику торговли, то азиатский вектор присутствует и будет присутствовать. Китай - самая бурно развивающаяся масштабная экономика мира, было бы странно, если бы этого не было. Но это точно не означает, что развитие азиатского направления происходит в ущерб другим партнерам. Это происходит в добавление, в компенсацию - не против, а во имя снижения рисков.
