Глобальные технологические изменения меняют роль регуляторов и государства в целом и требуют пересмотра традиционных подходов к законотворчеству и правоприменению, говорится в новом докладе ВШЭ. По мнению экспертов, «новое регулирование» должно, в частности, строиться на принципах перехода от жестких норм к рамочным концепциям, на саморегулировании в рамках цифровых платформ и активном использовании «регуляторных песочниц».
Новые технологии и прорывы в области искусственного интеллекта, медицинских и биотехнологий, новых материалов, энергетических и транспортных систем стали основным драйвером роста экономики, констатируют авторы исследования «Развитие регулирования: новые вызовы в условиях радикальных технологических изменений», подготовленного при участии Всемирного банка к Апрельской научной конференции ВШЭ.
В таких условиях конкурентоспособность юрисдикций будет зависеть от скорости адаптации и внедрения новых технологий, способности привлечь новый бизнес и лучший человеческий капитал за счет дружественного регулирования. При этом смена технологической парадигмы создает возможность для догоняющих стран совершить опережающий «прыжок» и добиться успехов на новых рынках. Одновременно цифровизация несет в себе новые риски, связанные с изменением рынка труда, усилением неравенства и монополизацией ключевых отраслей за счет использования цифровых платформ и контроля массивов данных, а радикальные технологии могут болезненно восприниматься обществом, затрагивая вопросы морали, культуры, традиций. Все это создает новые вызовы для регуляторов по всему миру и определяет необходимость выработки наднациональных рамочных подходов к регулированию новых технологий, отмечают в ВШЭ.
Распространение моделей сетевой экономики и развитие цифровых платформ трансформируют саму роль государства, полагают исследователи. Проблемы возникают на уровне унификации и типизации, лежащих в основе права: новые отношения между субъектами, возникающие под влиянием технологий, не подпадают под существующие описания и требуют выработки новых правил. В результате законодатели прибегают к «латанию» существующих норм или предлагают новые единичные решения. Чтобы не поддаваться на соблазн перейти от норм права к судебным прецедентам, в рамках системы континентального права могут применяться аналогия права и аналогия закона, использующиеся сейчас для регулирования гражданских правоотношений. Однако это потребует высокого уровня абстракции от законодателя и более высокой квалификации и морально-этического уровня от правоприменителя (судьи), отмечают в ВШЭ.
В рамках платформенного взаимодействия также возникает новое саморегулирование, когда участники сами создают правила поведения, не прибегая к существующим инструментам регулирования и принуждения. Чтобы встроиться в этот процесс, государству необходимо предложить им простые и понятные сервисы и посредничество в получении услуг иных публичных субъектов (финансовых институтов). Там, где государство не способно само выступать контролером, оно может переложить ответственность на посредника в лице платформы, обязав его разработать соответствующую политику и следить за ее соблюдением (например, в области контент-регулирования).
Стимулировать развитие новых технологий будет переход к «мягкому регулированию», предусматривающему более активное использование стратегических документов, «белых книг» и рамочных концепций, носящих рекомендательный характер. При этом для минимизации рисков эффективнее не использовать запреты, а создавать условия для итерационного регулирования в рамках «песочниц» с особым правовым режимом. При этом само регулирование должно носить экосистемный характер, когда изменения вводятся согласованно по различным направлениям, считают в ВШЭ.
Надежда Краснушкина
Газета "Коммерсантъ" №67 от , стр. 2
