Председатель совета директоров Центра развития перспективных технологий Михаил Дубинин объясняет, какие выгоды маркировка товаров сулит бизнесу и государству и нам с вами

В пятницу, 7 июня, на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) подписывается первое в сфере IT соглашение о государственно-частном партнерстве (ГЧП). На условиях ГЧП Центр развития перспективных технологий (ЦРПТ) будет внедрять и поддерживать национальную систему цифровой маркировки и прослеживаемости товаров «Честный знак». Идея обязательной маркировки, с которой российские власти выступили несколько лет назад, вызвала ожесточенные споры, которые продолжаются до сих пор. Но дело сделано: уже маркируются меховые и табачные изделия, в пилотном режиме идет маркировка лекарств, постепенно в список будут входить другие категории товаров. Председатель совета директоров Михаил Дубин уверяет, что с введением маркировки выиграют и производители с ритейлерами, и потребители, и государство. Почему – он подробно объясняет в интервью «Ведомостям» накануне подписания соглашения о ГЧП.

В четверг, также на ПМЭФе, был подписан важный для компании договор – о заемном финансировании проекта. ЦРПТ получит до 24,2 млрд руб. синдицированного кредита ВЭБ.РФ и Газпромбанка. ВЭБ.РФ предоставит 8,7 млрд руб., Газпромбанк – до 15,5 млрд руб.

– Чиновники много раз говорили, что в будущем маркироваться будут все товары. А вы как считаете, нужно вводить сплошную маркировку?

– Мы оператор, а не регулятор. Зачастую из-за нашей активной позиции, в том числе публичной, мы можем восприниматься как все в одном, но это не так. Все финальные решения за правительством. По мере внедрения первых товарных групп и постепенного расширения списка ответ станет ясен сам собой. Для достижения глобальной цели есть смысл прослеживать все, но достичь этого можно по-разному. Цифровая маркировка – это ведь путь к созданию цифрового двойника товара. Как и цифровой двойник крупного промышленного производства или аватар каждого из нас, это приносит колоссальную выгоду.

В чем выгода

– Систему маркировки часто называют новым налогом и еще как только не называют, сравнивают с «Платоном» – бизнесу непонятно, что он получит взамен за деньги, которые он должен платить. Какой эффект бизнесу ждать от маркировки?

– Очень важный момент, что в большинстве случаев сам бизнес выступает инициатором маркировки. Так было в наиболее сложных, на мой взгляд, отраслях: табачной, обувной, шинной. То же самое сейчас происходит в индустриях, где маркировка только планируется: минеральная вода, пиво, рыба и икра, чай, кофе, моторные масла – сами компании обращаются в курирующие министерства с предложениями начать тестировать эту технологию.

– И все же что бизнес получает?

– Вопрос про эффекты чуть шире, чем то, о чем вы спрашиваете. У нас есть три группы выгодоприобретателей: бизнес, потребители и государство. Потребители получат в первую очередь защиту жизни и здоровья. Во-вторых, возможность самим проверять товары (ЦРПТ разработал мобильное приложение для проверки подлинности товара. – «Ведомости») и даже зарабатывать на этом. В-третьих, маркировка расширяет возможности для работы компаний с потребителем – например, люди смогут пользоваться электронными инструкциями к лекарствам в том же приложении.

Для государства самый очевидный эффект – фискальный. Если основываться на расчетах экономических и аналитических агентств, вклад системы в ВВП может составить 1,2% ВВП за счет сокращения незаконного оборота. Более 360 млрд руб. государство получит за счет роста налоговых поступлений и еще до 160 млрд – роста эффективности контрольно-надзорной деятельности. Сейчас государство тратит на контроль каждой товарной группы по 1–1,5 млрд руб. [в год], система сделает ненужными и эти расходы. Также власти получат доступ к огромному массиву данных о товарах, что позволит им быстрее и точнее принимать решения.

Давайте также помнить, что это государственно-частное партнерство – государство не вкладывает бюджетных средств в проект, все делается исключительно за частные средства. Инвестиции – более 200 млрд руб. за 15 лет. При этом у государства остается полный контроль. И более того, пропадает необходимость нести затраты по другим госсистемам, как, например, с шубами или лекарствами, – существовавшие системы стали частью единой системы маркировки и прослеживания и дальше будут развиваться и эксплуатироваться за счет средств ЦРПТ.

Маркировка выгодна бизнесу, так как позволяет выравнять конкуренцию – за счет сокращения нелегального оборота доля рынка тех, кто ведет бизнес легально, вырастет. Самое очевидное: сокращение доли незаконной продукции приводит к росту выручки легальных производителей – от 50–100 млрд руб. (при доле незаконного оборота в отрасли в 5–10%) до 200–250 млрд руб. (при доле 45–50%).

Также маркировка дает производителям виртуальный склад, позволяет получать в онлайн-режиме данные о движении продукции, а значит, планировать производство, снижать запасы, повышать оборачиваемость продукции. И это не только доля рынка, это еще и новые способы маркетинговых коммуникаций с потребителем – компании FMCG благодаря приложению «Честный знак», например, могут начать прямое взаимодействие, внедрять новые программы лояльности и проч. Бизнес как раз больше всего от маркировки и выигрывает.

Мы часто видим, что первая реакция компаний, которые сталкиваются с проектом, умеренная или даже негативная, но потом в каждой отрасли появляются лидеры, которые понимают будущие преимущества маркировки.

И тоже не могу не отметить, почему складывается впечатление, что бизнес якобы против. Дело в том, что тот бизнес, который не готов обеляться или не стремится к автоматизации и подобного рода развитию, громче и чаще других заявляет о своих сложностях. А еще чаще это делает не сам бизнес, а деловые союзы и ассоциации. Но тех компаний, которые конструктивно и планомерно адаптируют под себя и внедряют маркировку, в каждой индустрии гораздо больше. Просто их модель поведения другая, они тихо и качественно работают на результат, не ищут любой способ, чтобы заявить, как у них хорошо все получается и с каким количеством технических сложностей нам вместе с ними удается справиться, уменьшая их количество от отрасли к отрасли.

– Допустим, интерес крупного бизнеса понятен, а что может получить малый и средний бизнес?

– В разных отраслях по-разному. Например, там, где велика доля импорта, маркировка создаст возможности для выравнивания ценовой конкуренции с импортом и для развития местных производителей. Также маркировка создает единые условия работы для всей розницы – большой и малой. За счет того что на белом рынке остается только легальный товар, растет доверие к бизнесу, чего компании в большей степени добивались в основном инвестициями в маркетинг. Само собой магазин у дома не мог конкурировать в этом с федеральной сетью. А рост доверия снижает репутационные издержки, снижает количество жалоб и, как следствие, дополнительных проверок. Снижает ответственность магазина за последствия продажи некачественного товара – источник контрафакта или некачественной поставки всегда можно отследить, информация в системе маркировки, во-первых, юридически значимая, во-вторых некорректируемая. Можно долго продолжать этот список. Если же говорить про совершенствование бизнес-процессов – это исключение хищений, существенной пересортицы, продажи просроченного или запрещенного к продаже товара. Для среднего бизнеса пересорт – это порядка 5% всей входящей продукции. Маркировка позволит перестроить процессы приемки и отгрузки, что снизит потери.

– Как люди смогут зарабатывать на контроле. С помощью вычетов НДФЛ, лотерей?

– Вычеты НДФЛ – не к нам, ФНС уже, по сути, создала фундамент для маркировки в нынешнем виде путем внедрения онлайн-касс, выведя Россию в мировые лидеры. А вот лотереи и игры, разного рода геймификация в мобильном приложении, получившем такое же название, как и вся система, – «Честный знак», – будем внедрять и тестировать. Любой обладатель смартфона стоимостью от 3000 руб. с более-менее нормальной камерой может «чекать» маркированный товар, проверять, легальный он или нет. И сразу же оставить отчет о том, что он нашел нелегальный товар. Помимо лотерей возможно давать участнику различные бонусы (и напрямую, и косвенно) и стимулировать его другими способами. Возможно, с развитием приложения будут появляться совместные проекты с компаниями, различные рекомендательные модели от самих пользователей. Если коротко – пока не появилась массовая маркированная продукция и потенциал приложения остается только потенциалом, сложно сказать, в каких пропорциях и на что во взаимодействии с пользователями мы будем делать акцент. Но точно могу сказать, что мы не проигнорируем ни один работающий в аналогичных проектах механизм. И кроме того, мы частная организация, так что у нас нет рестрикций даже на прямое финансирование наиболее активных пользователей, профессиональных проверяльщиков.

Простая проверка, возможно, всех не увлечет. Хотя это зависит от продукции. Например, проверять лекарства или детское питание захотят многие. Но есть и другие категории, где сценарий покупки и выбора другой: скажем, при покупке дорогих товаров важнее цена и человек зачастую больше заинтересован сэкономить, чем получить должное качество или тем более проконтролировать, заплатила ли компания налог. Но как раз тут может сработать материальный стимул. Контроль может заинтересовать даже работника компании, которая ведет нелегальную деятельность. Да может сработать и просто любопытство.

Есть разные сценарии. Но система общественного контроля точно позволит перевести контрольно-надзорную деятельность на новый уровень, даст возможность стать официальным проверяющим любому человеку. И мы рассчитываем, что расчистка рынка от недобросовестных предпринимателей произойдет достаточно быстро, когда в это включится большое количество людей.

– Вы сказали, что с введением маркировки цены на товары не вырастут, а даже снизятся. Почему вы ждете, что производители начнут снижать цены вслед за обелением рынка? Маркировка шуб показала такой эффект?

– Во-первых, опасения, что с введением маркировки шуб цены на них вырастут, не оправдались. Противники говорили, что шубы начнут стоить как автомобиль и вообще пропадут с рынка, забрав с собой компании малого бизнеса. Этого не произошло, а количество проданных шуб увеличилось более чем в 10 раз, выведя заметную часть рынка из тени. Во-вторых, маркировка – это большая платформа для развития бизнеса; автоматизация приведет к сокращению издержек и формированию дополнительной маржи компаний. Мы считаем, что компании захотят увеличить долю, отдав часть маржи потребителю.

Мы тут говорили про расчеты и выгоды – так вот цифры сами за себя говорят, предпосылок для роста цен нет.

Есть другой фактор, мы уже сейчас с ним сталкиваемся. Не так давно заметная часть из списка операторов фискальных данных, которые должны по закону передавать данные о продаже маркированных товаров в систему, приняли решение брать за это деньги с магазинов. Другие принципиально остались на позиции не брать доплаты за это. Но действия остальных – это типичный пример того, что происходит на рынке. Маркировка еще де-факто не началась, а мы уже слышим, что те или иные компании, оказывающие разные услуги на товарных рынках, повышают цены на свои услуги, объясняя это тем, что началась маркировка. Подобные действия по цепочке могут привести к негативному влиянию на цены.

Какие товары маркировать

– В концепции маркировки товаров прописан общий подход к тому, как их отбирать. Понятно, что прежде всего те, где велика доля контрафакта, но как оценить эту долю, не имея вообще никаких статистических данных? И в целом по каким критериям нужно отбирать товары?

– Доля контрафакта – очень увлекательная история, и, конечно, оценить ее можно только через какое-то время после внедрения маркировки. Весь мировой опыт говорит однозначно о том, что и официальная статистика, и оценки самих компаний заметно ниже тех цифр, которые формируются хотя бы через год после введения маркировки. С теми же шубами результат превзошел все ожидания. Решения по следующим товарам для маркировки, как я уже сказал, за правительством. На мой взгляд, два главных критерия для ранжирования очередности групп – доля нелегального оборота и риски для жизни и здоровья человека.

Еще про статистику. Помимо системы маркировки ЦРПТ создает Национальный каталог товаров – единый классификатор, содержащий достоверную информацию обо всех товарах. Каталог также позволит собрать корректную статистику. Он будет доступен всем участникам рынка, сократит их издержки на ведение мастер-данных. Более того, на днях мы заключили соглашение с ГС1, российским подразделением глобальной организации, не первое десятилетие вырабатывающей основные стандарты описания товаров в мировой торговле. Производители и импортеры продукции, подлежащей маркировке, получат льготные условия членства в ассоциации. Для малых компаний это станет бесплатно, для крупных – дешевле в несколько раз.

– В IT-дистрибуции идет борьба с плохим импортом – ФНС и рынок подписали так называемую хартию белого импорта, но если доля серого импорта снизилась, то доля черного – выросла.

– Какой-то процент черного импорта неизбежно будет существовать, но наша задача – получить 80% эффекта в минимальный срок, дальше с черным оборотом будут работать контролирующие органы. Черный импорт может сохраниться, если будут торговать мимо кассы. Если же кто-то попытается продать через кассу непромаркированный товар, система сразу сигнализирует. А для нелегального рынка у нас включается общественный контроль.

Еще один пример из нашей жизни по поводу превращения серого рынка в черный. Вероятно, часть предпринимателей, работавших в серой зоне, уйдет еще дальше в тень, но часть абсолютно точно легализуется. Например, в начале года, когда стало понятно, что сроки по маркировке сигарет меняться не будут, мы стали получать информацию о том, как разные инвесторы в нескольких регионах решили открывать табачные фабрики. Это говорит само за себя в вопросе обеления отраслей. И мы рады, что происходят такие тенденции, уверены, что похожие процессы по мере приближения часа Х будут происходить и в других отраслях.

– Как продать непромаркированные товарные остатки, когда система начнет работать? Касса позволит пробить?

– Наша задача в целом – минимальная нагрузка на бизнес. В каждой отрасли вместе с компаниями вырабатывается комфортный формат внедрения, этапы и переходные периоды. Например, непромаркированные остатки сигарет можно распродавать год, касса будет их пропускать. То есть с января 2018 г. по февраль 2019 г. шел пилотный проект, обязательная маркировка стартовала 1 марта 2019 г., несколько месяцев у компаний на регистрацию в системе и финальную настройку оборудования, с 1 июля выпускаться с фабрик или импортироваться могут только маркированные сигареты, но запрет продажи немаркированных остатков наступает лишь 1 июля 2020 г., а пока в момент продажи маркированной пачки информацию об этом в систему передают ОФД. Обувные компании, напротив, хотят маркировать даже остатки, у них свои переходные периоды. И такой подход будет в каждой индустрии.

– Обсуждается ли ужесточение ответственности за продажу немаркированных товаров?

– Это очевидная необходимость на фоне внедрения системы. Такие обсуждения по разным товарам уже идут. Осенью в правительство должен быть внесен доклад о целесообразности ужесточения ответственности участников оборота. Вопрос актуален – нельзя промаркировать и забыть, а нужно прослеживать движение товаров. Например, у нас по тому же табаку нет ограничения для индивидуального потребления. И когда водителя фуры останавливают с грузовиком сигарет без акцизных марок, он может сказать, что везет это к себе домой из другой страны в личных целях, чтобы курить ближайшие 50 лет (смеется). Нужно гармонизировать ответственность, чтобы за ту же нелегальную торговлю табаком были такие же высокие штрафы, как, например, за торговлю алкоголем.

– Федеральная налоговая и таможенная службы запускают проект документальной прослеживаемости, они не дублируют друг друга?

– Есть индивидуальная физическая прослеживаемость (цифровая маркировка), а есть партионная документальная. Она касается только импортных товаров, которые попадают на территорию ЕАЭС. Система призвана решать фискальные задачи, но одно дело – смотреть на импорт, а другое – на весь оборот. И одно дело – видеть информацию о партиях по сопроводительным документам, а другое – знать все о каждой физической единице продукции с помощью цифрового кода. В принципе, системы комплементарны, и органы, которые занимаются документальной прослеживаемостью, могут использовать и данные системы цифровой маркировки и прослеживания. Наибольший эффект – при объединении этих функционалов. И если стоит цель по борьбе с нелегальным оборотом в категориях, определенных для документальной прослеживаемости, решением является интеграция документальных систем с маркировкой. Документальная прослеживаемость сама по себе не позволяет бороться с нелегальным оборотом, в ней видны только цепочки движения, а не конкретные товары.

Другой отличительной чертой маркировки является интеграция с кассами в магазинах, что позволяет контролировать легальность продукции и срок ее годности. Мы видим, когда товар был продан по кассе. Получив эти данные, например, система «Меркурий» или другие системы документальной прослеживаемости смогут обогащать свои данные, формировать или гасить ветеринарные сертификаты. Еще одна уникальная особенность – общественный контроль, о котором мы уже поговорили подробно.

– Минпромторг не раз предлагал Минфину отказаться от ЕГАИС и перевести акцизную марку на цифровую маркировку. С вами эту идею обсуждали, в чем было бы преимущество?

– Решение о ЕГАИС – вопрос не ко мне. Думаю, необходимо все взвесить, на сегодняшний день мы фокусируемся на тех группах, которые первые идут в маркировку. По поводу бумажных марок – вспомню табачный проект. На сигаретах тоже есть марки, одной из целей пилотного проекта было выяснить, можно ли отказаться от них и перейти на код DataMatrix в том числе для расчета акцизов. Ответ положительный: можно, система маркировки рассчитывает акцизы в режиме реального времени. Преимущества отказа для бизнеса в real-time цифровом процессе, по которому можно быстро заказывать и получать коды (с акцизными марками это длительный бумажный процесс, бланки строгой отчетности, заказ марок за 30–40 дней, дальше – получать-учитывать-наносить). Кроме того, если маркировка использует стандартные кассы – те, что в магазинах, то ЕГАИС совмещает дорогие акцизные марки с товарно-транспортными накладными в опте и специальными модулями для передачи информации в кассах. По сигаретам получена положительная оценка ФНС, но окончательного решения об отказе от акцизной марки пока не принято.

ООО «Центр развития перспективных технологий» (ЦРПТ)

Оператор системы цифровой маркировки товаров
Владельцы: ООО «Юэсэм технологии» Алишера Усманова и партнеров (50%), входящее в «Ростех» АО «Концерн «Автоматика» (25%), «Элвис + групп» Александра Галицкого (25%).
Чистый убыток (РСБУ, 2017 г.) – 60,4 млн руб.
Создана в 2017 г., в апреле 2019 г. назначена оператором национальной системы цифровой маркировки и прослеживаемости товаров «Честный знак».

Кто за что отвечает

– Сколько денег вы уже вложили в проект?

– В первые пять лет акционеры планируют вложить около 70 млрд руб. Затраты до конца этого года будут порядка 20 млрд.

– В каких пропорциях акционеры вкладывают в проект?

– Такую информацию мы не раскрываем.

– Вы за семь лет хотите выйти на окупаемость, но при этом сильно зависите от государства. Его промедление, например, в регуляторных или законодательных решениях несет для вас коммерческий риск. Государство готово компенсировать вам убытки от этого?

– Есть несколько мифов о проекте, что он простой и в нем нет рисков. В отличие от большинства концессий и ГЧП у нас нет гарантированного минимального дохода. При этом никто не знает, сколько на самом деле производится продукции той или иной категории, какая реальная статистика. Как будет сокращаться, например, потребление сигарет – на 5%, как сейчас в России, или на 10%, как в США. Все эти допущения добавляют рисков инвестиционной программе и финансовой модели, привязанной к конкретным отраслям и конкретным срокам введения маркировки в них. Далеко не все товарные группы для нас прибыльны, например, лекарства обременены настолько, что убыточны для нас, а не прибыльны. Но это критически важная для населения товарная группа, поэтому маркировка в ней должна появиться, причем в первую очередь. В соглашении ГЧП мы как раз хотим зафиксировать наши отношения с государством, потому что рисков много, мы, как частный партнер, берем их на себя и еще и за свой счет все финансируем.

– Все-таки в какой мере государство берет на себя ответственность?

– Базовая идея соглашения в том, что ответственность государства наступает, только когда оно кардинально меняет правила игры: отменяет маркировку, пересматривает работу системы, стоимость. Но за поздно принятый нормативный акт государство платить не будет.

– Тариф в 50 коп. будет меняться или индексироваться?

– Нет. И более того, 50 коп. в нашем случае это даже не 50 коп. С учетом инфляции средняя ставка на самом деле – 37 коп., т. е. каждый год реальная стоимость услуги уменьшается.

– Вы сейчас бесплатно обеспечиваете розницу и больницы регистраторами эмиссии. Через какое-то время перестанете? (Регистратор эмиссии – устройство автоматизированной системы криптографической защиты кодов маркировки.)

– Нет, это заложено в финансовую модель. Более того, обеспечиваем не только установку, но еще и сервисное обслуживание. И лекарства дешевле 20 руб. мы маркируем бесплатно, а медицинские организации за свой счет оборудуем регистраторами выбытия – это устройство, которое работает как касса и контролирует, чтобы не было повторного оборота лекарств и они доходили до пациентов. Мы их покупаем, устанавливаем и обслуживаем весь срок действия соглашения ГЧП (15 лет. – «Ведомости») за свой счет.

– Как принималось решение, что оператором будет ЦРПТ и почему не был проведен конкурс?

– Слышу негативный подтекст. Во-первых, закон такую возможность прямо предусматривает, во-вторых, это командный проект. Есть «Ростех» с производственным потенциалом, опытом в защите информации, «Юэсэм» с компетенцией в области IT и финансовыми ресурсами, Александр Владимирович Галицкий [управляющий партнер Almaz Capital Partners] с уникальным опытом запуска компаний и реализации масштабных проектов. С одной стороны, это уникальное сочетание. С другой – у кого еще есть такая система? На момент принятия решений она у нас уже была, мы приняли на себя риски на гораздо более ранней стадии.

– Иностранцы, которые уже делали подобные системы маркировки, не интересовались проектом?

– Мне не известно, чтобы частные партнеры, например, в Европе вкладывали в такие проекты что-то хотя бы сопоставимое с нашими расходами. Есть международные компании, которые занимаются системами, но их немного, с одной из них у нас есть совместное предприятие, которое занимается производством оборудования для маркировки в фармацевтической отрасли. Для того чтобы нивелировать риск, при котором кому-то из компаний в России не хватит промышленных принтеров для маркировки лекарств или систем технического зрения, мы инвестировали средства в производство такого оборудования. Аналогичные машины можно купить где угодно в мире, но наше теперь в сравнении с европейским рынком получилось еще и дешевле на несколько десятков процентов при тех же характеристиках.

– Вы ведете переговоры о лицензировании технологии?

– У этой истории есть экспортный потенциал, мы начали смотреть в эту сторону.

– В какие страны?

– Которые хорошо относятся к России, конкретные рынки не хочу называть.

Как работать с данными

– У вас уже есть модель, как зарабатывать на анализе данных?

– Мы не закладывали выручку от продажи анализа данных в финансовую модель. Исходим из действующего регулирования, которое, надеюсь, будет развиваться. Как раз преимуществ для бизнеса будет больше, если разрешить оборот данных.

– Сейчас в системе собираются данные и что дальше с ними происходит?

– Собираются, обрабатываются, передаются государству, но в оборот не поступают. Думаю, со временем участники оборота придут к правительству и скажут: если я получу доступ к данным, для государства будет такой-то эффект. Сами данные должны быть анонимизированы, и должен быть обеспечен недискриминационный доступ к ним.

– Уже понятно, какой будет выгода бизнеса от доступа к информации?

– Ценность зависит от отрасли, мы многого пока не знаем, создаем новый тип данных, и с ним нужно экспериментировать, а для этого нужно данные открывать. Если говорим о развитии искусственного интеллекта, для него нужно сформировать корпус знаний, на котором он будет обучаться. Иначе технология не работает. Я уверен, что за счет данных можно оптимизировать оборотный капитал бизнеса. Например, на рынке лекарств в постоянном запасе половина годового оборота, это очень большие деньги, оптимизация позволила бы высвободить часть средств.

– К вам за анализом и обработкой данных уже кто-то из бизнеса приходил?

– Заинтересованность мы однозначно видим. Но мы ограничены в своих действиях нормативной базой. Технология существует, как и спрос на нее.

– Что вам нужно разрешить с регулированием данных, чтобы работать с ними?

– Не нам, а рынку. Нужно разрешить доступ к агрегированным и анонимизированным данным. Степень агрегации – дискуссионный вопрос. Технологически это API (сервис внешнего интерфейса. – «Ведомости») с нашей стороны на принципах NDD [недискриминационного доступа].

– Вы готовы эти данные продавать или отдавать?

– Платформа, которая обеспечит переработку и доставку данных – операции, требующие затрат, ­– очевидно, должна получать за это деньги.

– Допустим, регулирование, о котором мы говорим, принято в том виде, в котором вы его описали. Как может быть устроено ценообразование на эти данные?

– Равная цена для всех. Будем смотреть, вопрос, когда это произойдет.

– Почему это важно?

– Рынок данных развивается. Компании внедряют новые практики, используя данные. Если пройдет много времени, экономика недополучит возможный импульс для роста, но, с другой стороны, те же задачи бизнеса будут реализованы по-другому и ценность данных может снизиться.

– Из тех отраслей, с которыми работаете, для каких ценность данных больше и меньше? Условно одна запись про шубу лучше, чем запись про пачку сигарет.

– Надо тестировать. Сейчас проект только внедряется. Кроме того, данные должны накопиться, нужно не меньше 3–4 кварталов.

– Поддерживаете ли идею создания единой государственной биржи данных, которая агрегировала бы в том числе данные системы маркировки?

– Говорю сейчас не как представитель ЦРПТ или Ассоциации больших данных: есть два наиболее развитых рынка сервисов – США и Китай. Там высока доступность данных. ЕС, напротив, требует раскрытия алгоритмов, и национальных чемпионов на этом рынке нет. Я выступаю скорее за открытие данных, хотя к неприкосновенности личной информации разные поколения относятся по-разному. Со временем мы к этому в любом случае придем, чем быстрее, тем большую выгоду получит экономика. А раскрытие данных маркировки сформирует тягу рынка к ней.

– Что происходит, когда человек приложил карточку для оплаты покупки? Вы знаете, какой товар продан конкретному человеку?

– Нет, в системе нет персональных данных о покупателях и об их карточках тоже.

Выбор технологии

– Вы проводили какие-то технологические эксперименты, когда создавали систему?

– Мы тестировали блокчейн, но технология не работает из-за количества одновременных операций чтения и записей. В системе используется аналог блокчейна – криптография, которая позволяет достигать ту же цель – обеспечивать некорректируемость информации. Это самое важное.

Применение блокчейна для централизованной системы с точки зрения обеспечения внутренней распределенности данных и надежности не имеет смысла. Существуют более простые и проверенные технологии для решения этой задачи. Использование технологий шифрования для каждого блока данных требует значительных вычислительных ресурсов без значительной добавленной стоимости для обработки и хранения данных.

– Давайте поговорим про саму технологию. Вы маркируете товары с помощью DataMatrix-кодов и меток RFID. Как принимается решение, какой способ выбрать? Есть ли порог себестоимости товара для принятия решения?

– Технология одна – цифровой код, дальше он превращается в средство идентификации, когда наносится. DataMatrix – оптимальный по соотношениям и стоимости способ, для отдельных товарных групп смотрим другие способы – например, для шин RFID-метки. Но наносить ее, например, на каждую пачку сигарет дорого. Выбираем оптимальный способ для каждой отрасли – наиболее простой, дешевый и не требующий внедрения новых технологических переделов и несвойственных операционных процессов.

– Где начинается это «дорого»?

– Есть проектно-экспертные группы при Минпромторге, где участники отрасли, ведомства и оператор ищут оптимальное техническое решение маркировки. Мы, как оператор, технологически можем поддержать любую технологию. Средство идентификации должно подходить под товар – банально наклейка с колеса отлетит, а если RFID погружать в сигареты, надо оснащать специальным оборудованием розницу для прослеживания, это дорого и сложно.

– Какими чипами в метках вы пользуетесь?

– Мы экспериментируем, смотрим разные технологии – на каком расстоянии чипы считываются, как туда записывается и извлекается информация. Работаем, например, с «Микроном» «Ростеха».

– Есть ли у вас требование, чтобы производство метки было полностью российское?

– Мы стремимся к импортозамещению.

– Метка с китайским чипом существенно дешевле, вы готовы поддерживать эту историю рублем?

– Это вопрос к регулятору. Мы будем закупать метки по правилам, которые установит правительство. Документа на текущий момент ни одного нет.

Ведомости / Елизавета Базанова, Павел Кантышев